В 2009 году в театре им. Гоголя
В. Мищенко поставил спектакль, как режиссер-постановщик, "А по утру они проснулись" по мотивам повести В.М. Шукшина.
«А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ»
ИЛИ
ЧИСТИЛИЩЕ ВАСИЛИЯ МИЩЕНКО
РЕЦЕНЗИЯ НА СПЕКТАКЛЬ
«Как же не хватает в наше, ужаленное истерией, подточенное кризисом время душевности и доброты!
И как хорошо, что о них – доброте и душевности – иногда вспоминают, пусть даже только в связи с юбилеем Василия Макарыча Шукшина, истинного лирика истерзанной русской души» — вот что хочется выдохнуть после спектакля Василия Мищенко «А по утру они проснулись» по рассказам В.М.Шукшина в Московском драматическом театре имени Н.В.Гоголя.
Спектакль получился добрым.
Может быть, поэтому в театре Гоголя вновь аншлаг и трудно попасть на спектакль, несмотря на то, что режиссер близко подошел к одноименному художественному фильму Сергея Никоненко, где, кстати, Василий Мищенко сыграл Сухонького.
Так же, как и в фильме Сергея Никоненко на стержень неоконченной повести «А поутру они проснулись» нанизаны мини-истории по рассказам «Обида», «Ночью в бойлерной», «Привет Сивому».
Конечно, успех спектакля можно приписать прежде всего удивительно проникновенной прозе Шукшина, и вполне вероятно, некоторые будут утверждать, что ее просто невозможно испортить… Однако вряд ли кто станет отрицать, что даже при замечательной инсценировке далеко не каждому режиссеру удавалось и удается создать атмосферу эпохи Шукшина. Василию Мищенко это удалось: почти физически ощущается бурный обмен энергией между происходящим на сцене и зрителями, несмотря на то, что режиссер пытается, с моей точки зрения, несколько надуманно превратить обычный советский вытрезвитель в Чистилище и даже Кладбище.
Особенно сильная ассоциация с Кладбищем (склад душ) возникает в самом начале спектакля, когда на 3-минутную темноту и тишину внезапно обрушивается какофония звуков, наводящая ужас даже на праведников, волею судьбы оказавшихся в вытрезвителе: с «небес» спускается Архангел-Социолог, сбрасывает крылья вместе с вибрирующим мешком отягчающих его грехов, и возвращенная ангелами душа очищается под ржавым фонарем в световом душе…
Однако жуть стихает, медленно проявляются контуры высоких решетчатых ворот Рая, вырисовываются очертания печей-надгробий, до поры скрывающие каждая свою историю, да пятна инвентарных коек, на которых шевелятся стонущие души. Солнышко всходит, и мы благополучно переносимся в Чистилище «здоровья» — вытрезвитель.
Эти недвусмысленные ассоциации с Божьим Судом меняют ставшее привычным восприятие замечательных похмельных аллюзий Шукшина, и заставляют зрителя как бы воспарить над ситуацией и совершенно по-иному взглянуть на шукшинскую «шинель» нашего недавнего прошлого.
Однако затянутость некоторых сцен (понятно, что режиссеру и актерам было трудно отказаться от столь прекрасного литературного материала) нарушает ритм повествования и тем самым разрушает целостность спектакля, что особенно показательно в истории сантехника бойлерной, который на поверку оказывается тоже умеет лечить души: коньячком и задушевными разговорами. И как бы хорошо не играли актеры, они создают у зрителя иллюзию спектакля в спектакле, и трепет волнения от предыдущих сцен исчезает.
Приятно удивляет, а иногда и поражает (особенно история Очкарика) сценография. Всего несколько самых простых средств выражения: светомузыка в чуть клубящемся дыму, полузабытые эстрадные песни 70-х.… Но вдруг вскрытое надгробие грешника освещается: и перед взором зрителя разворачивается совсем «другое кино», повествующее о злоключении героя. В контрасте с этими ярко вспыхнувшими всеми красками воспоминаниями, сцена погружается в темноту, а похмельные грешники превращаются в зрителей. Все эти превращения мгновенны, словно действие происходит не на сцене театра, а на экране телевизора.
В спектакле отличный актерский ансамбль, и каждая актерская работа, по-своему, но замечательна. У Василия Мищенко тракторист не «канонический» верзила, а юноша лет 20-ти, почти мальчишка с трогательным оканьем (Олег Донец). Подобная и, казалось, неоправданная замена мгновенно оживляет сцену, вызывает чувство сострадания к молодому человеку, вдруг потерявшему память и вызвавшему этим обстоятельством неподдельное удивление бывалых пьяниц, но не замедливших разразиться «мудрым» советом: «нельзя мешать белоглазую с чернилами», но прозвучавшим иначе, с укоризной, почти по-отечески.
Уголовник Андрея Зайкова симпатичен и беззлобен, даже татуировка на спине, напоминающий первый рисунок ребенка, изображающая закат синего солнца с надписью «меня исправит только расстрел» невольно вызывает улыбку. Покачиваясь, выпятив нижнюю челюсть и растопырив пальцы, этот провокатор и знаток зэковского слэнга сразу старается стать хозяином положения в палате, но, встретив сопротивление более сильной личности, моментально сдувается и с покорностью побитого пса уходит на «свое место», но при первом же удобном случае с радостью шкодливого кота делает мелкие пакости.
Кирилл Малов в роли Очкарика кажется студентом-«ботаником»: робкий и застенчивый, но вмиг забывающий о своей неуверенности, если оскорбляют святую Науку. Он похож на заедающую пружину, которая выстреливает в самый неожиданный и неподходящий момент. Петушиный гонор неуверенного человека, страстное желание выглядеть сильным – все это смешит до поры, пока к Очкарику не возвращается память. И вот тогда наш «ботаник» берет вверх над ситуацией.
В эпизоде воспоминаний Сантехника (Сергей Реусенко), тоже, но исподволь всплывает «вечная» русская тема – тема души. Публика искренне, от этой самой души хохочет, следя за процессом «лечения души» коньячком бывшего начальника, типичного обывателя советских времен Пилипенко (Олег Гущин), ни за что не желающего признавать, что он был наказан справедливо. Однако оказывается, что только беседа с сантехником, дворником, просто чужим человеком способна вылечить раненную душу, а водка лишь заглушить печаль.
Пилипенко – Олега Гущина – поначалу важен и даже напыщен, особенно в присутствии посторонних, что кажется, будто он пришел в бойлерную не в дорогом спортивном костюме, а в серой тройке и с кожаным портфелем в руках. Приглядываясь к обстановке и прикидывая, насколько уютно будет бывшему директору здесь, в бойлерной, он постепенно, с каждым новым выпитым стаканом коньяка, раздувается от собственной значимости и незаменимости: «Пилипенке все нипочем!» Он не столько смешон, сколько слишком узнаваем.
В спектакле Василия Мищенко каждая ситуация, каждый персонаж несет в себе частичку нашего неизбывного советского прошлого. Для того времени, наверное, спектакль был бы страшно злободневен, но сегодня он важен прежде всего, как память, как пожелтевшая от времени фотография, на которой запечатлен отпечаток нашего прошлого, нашей общей юности.
Сергей Никоненко заканчивает свой фильм фрагментом видео своего друга улыбающегося Шукшина, а Василий Мищенко, словно вторит ему, но уже голосом Шукшина на фоне возникающей в глубине сцены репродукции иконы Вознесения Христова.
Прилетевший Ангел Мищенко, словно Асмодей – хромой бес Лесажа, показал наш мир на примере некоторых и в общем-то обыденных людей, по-доброму посмеялся вместе с нами из-за врат Вытрезвителя и улетел, надев крылышки, оставляя нас жить дальше: «Глянь, сколько хороших людей кругом... Надо бы только умно жить».
Л.Кузнецова
Рецензия использована с сайта flandrin.ru
